ВИЧНовости

Как закон РФ о депортации мигрантов с ВИЧ увеличивает количество нелегалов и разрушает семьи

Российская Федерация – одна из 19 стран в мире, где ВИЧ – основание для депортации. Мигранты, узнавая о своем положительном статусе, не уезжают, а превращаются в нелегалов и боятся обращаться за лечением. Те, кто сообщает о себе, могут быть высланы, даже если в России у них есть семья, – хотя с 2015 года это запрещено. О том, почему закон о депортации вредит не только самим мигрантам, но и экономике России, а также здоровью всех ее жителей, независимо от гражданства, рассказывает Настоящее Время.

Сардору 24 года. Он приехал на заработки в Россию из Кыргызстана девять лет назад, 15-летним. Первой в Россию уехала его мать – после того как ее и троих детей бросил супруг. Сардор не ужился с отцом и мачехой, поэтому после восьмого класса приехал к матери. Подростка отправили автобусом через Казахстан, оставив водителю доверенность.

«Я мечтал получить хорошее образование, стать врачом, а в итоге, когда приехал в Россию, ни слова не говорил по-русски», – говорит Сардор. До 16 лет он работал на кирпичном заводе в деревне под Новосибирском, потом вернулся на родину, получил паспорт и снова приехал в Россию.

Три года назад Сардор перебрался в Москву, где работал в самых разных сферах, начиная от дворника и заканчивая поваром. Про свой ВИЧ-статус он узнал в прошлом году, когда серьезно заболел зимой и сдавал анализы. Получать антиретровирусную терапию ему помогает профильная НПО (неправительственная организация). Возвращаться на родину молодой человек не хочет: говорит, что там по отношению к ВИЧ-инфицированным существует дискриминация. Родственникам о своем статусе он тоже не говорит.

Как закон о депортации превращает мигрантов в нелегалов

Профильные НПО и правозащитники годами бьются за право таких, как Сардор, жить в России без угрозы депортации. Но Россия остается одной из 19 стран мира, откуда выдворяют ВИЧ-положительных иностранцев. Эти ограничения прописаны в принятом еще в 1995 году законе «О предупреждении распространения в Российской Федерации заболевания, вызываемого вирусом иммунодефицита человека».

Если человек сдает тест на ВИЧ официально: например, для получения патента или оформления документов на гражданство, – его данные попадают в Роспотребнадзор, который выносит решение о нежелательности пребывания иностранца на территории России и отправляет документ в МВД. Так как в таких случаях люди должны самостоятельно покинуть страну, они чаще всего остаются в России нелегально. Те, кто знает об этой норме заранее, сдают тест анонимно. В случае положительного результата они могут пересекать границу, чтобы получать лечение на родине, но не оформляют документы.

Координатор по академическим связям Региональной экспертной группы по здоровью мигрантов Даниил Кашницкий объясняет, что на практике норма о депортации ВИЧ-инфицированных иностранцев не работает, потому что сама депортация дорога даже для России – самого богатого государства в регионе: «После того как Роспотребнадзор принимает решение о выдворении человека, оно отправляется на выполнение в МВД. Но человека невозможно найти, потому что он чаще всего проживает не по месту регистрации, плюс сама депортация стоит денег, к которой добавляется стоимость содержания людей в ЦВСИГах. То есть из России их насильно не выдворяют. А люди с ВИЧ-положительным статусом, понимая, что им, например, не получить патент для работы и лучше не покидать страну, потому что они никогда не смогут вернуться, уходят в нелегальность».

Скрытая эпидемия ВИЧ: статистика и причины

В 2021 году Научно-исследовательский финансовый институт Минфина России обнародовал социально-экономическое исследование государственной политики борьбы с ВИЧ, в котором в том числе упоминаются мигранты.

В документе сказано, что «одной из составляющих проблемы высоких уровней заболеваемости населения России ВИЧ-инфекцией могут являться растущие масштабы скрытой эпидемии, формируемой по большей части мигрантами из Молдовы, Таджикистана, Узбекистана, Украины. В условиях действующего законодательства представители подобной группы населения вынуждены скрывать свой статус».

«По данным на 2018 год, на долю иностранных граждан приходилось только 2,1% новых случаев выявления ВИЧ-инфекции, но данные МВД по количеству нелегальных мигрантов не позволяют говорить о том, что официальная статистика отражает истинную картину заболеваемости и распространенности ВИЧ-инфекции среди иностранных граждан», – говорится в исследовании.

Авторы документа прямо говорят, что в основе скрытой эпидемии лежит текущее правовое положение ВИЧ-инфицированных мигрантов: «В условиях российского законодательства, предполагающего ограничение на въезд и пребывание на территории страны для инфицированных ВИЧ, иностранные граждане вынуждены скрывать свой статус, что представляет собой существенную угрозу для развития скрытой эпидемии».

«Я читал этот доклад, и меня смутила эта цитата», – говорит Даниил Кашницкий, объясняя, что имеет в виду утверждение авторов доклада о том, что «одной из составляющих проблемы высоких уровней заболеваемости населения России ВИЧ-инфекцией могут являться растущие масштабы скрытой эпидемии, формируемой по большей части мигрантами из Молдовы, Таджикистана, Узбекистана, Украины».

«Говорить, что мигранты вносят вклад в эпидемию, неправильно. Если миграция хорошо организована, то это со всех сторон исключительно положительный процесс. Не миграция фактор риска, а те обстоятельства, в которые попадают мигранты, и те законы, которые действуют в стране приема, в нашем случае в России», – подчеркивает Кашницкий.

Имеющиеся цифры по мигрантам действительно невысокие, особенно в сравнении с общими данными по России, 1,2% взрослого населения которой инфицировано ВИЧ. По информации Роспотребнадзора, в 2017 году в России на ВИЧ было протестировано 2,5 миллиона иностранцев. Среди граждан стран ближнего зарубежья выявлено 32 885 случаев ВИЧ, 70% выявленных инфицированных – из Украины, Узбекистана и Таджикистана. «В 2014-2015 годы выявлялось по 4000-4500 новых случае ВИЧ-инфекции среди иностранных граждан, преимущественно Украины, которые массово ехали в Россию. Сейчас выявляется порядка 3500 случаев в год. Но мигрантов с ВИЧ больше, потому что часть из них сдает анализы анонимно, а часть избегает тестирования, зная, что они инфицированы», – говорил тогда представитель Роспотребнадзора.

Интересна ситуация с Туркменистаном, который официально докладывал о двух случаях ВИЧ-инфекции на территории страны. При этом на территории России в 2017 году Роспотребнадзор зафиксировал 136 случаев ВИЧ-инфекции среди граждан этой страны, хотя поток мигрантов оттуда небольшой.

Отдельное положение у граждан Кыргызстана. Дело в том, что страна входит в ЕАЭС, поэтому, в отличие от узбекистанцев и таджикистанцев, ее граждане не получают патент, для которого нужно сдавать тест на ВИЧ.

Помогать людям с ВИЧ дешевле, чем лечить от СПИДа. Кто это делает

О том, что иностранцы с ВИЧ остаются в России, свидетельствуют, например, данные движения «Пациентский контроль»: «В 2020 году благодаря предоставленным пожертвованиям и объединенному усилию ВИЧ-активистов помощь на территории России с АРВ-препаратами получили 449 человек из 19 стран, из них: Таджикистана – 88, Кыргызстана – 67, Узбекистана – 33, Казахстана – 20 и Туркменистана – 2».

Кирилл Барский, координатор программ фонда «Шаги» – одной из немногих российских неправительственных организаций, которые помогают ВИЧ-положительным мигрантам, – рассказывает, что иностранцы обращаются к ним за помощью с момента основания фонда в 2004 году. Только в 2020 году – более 2000 человек. Обратившиеся в фонд люди хотели анонимно сдать тест на ВИЧ, гепатит и даже коронавирус, получить консультацию на тему своего здоровья, а также искали помощи в поиске терапии.

36-летний Кемаль – один из тех, кому «Шаги» буквально помогли встать на ноги. Кемаль оказался в России 10 лет назад. Приехал из Туркменистана на заработки под предлогом учебы – по-другому сюда было не попасть из-за визового режима между странами. Молодой человек действительно учился в вузе, а по ночам работал грузчиком, поваром, официантом, чтобы оплачивать обучение.

Про свой ВИЧ-статус Кемаль узнал в 2014 году, когда обновлял медкнижку и сдал тест на ВИЧ. «Я не сразу понял, что это такое: не дали медкнижку, ну и ладно. Но без нее с работы уволили, еще и последнюю зарплату не выплатили. Я устроился работать уборщиком в ночной клуб. Работал без договора, зато каждый день получал 1500-2000 рублей наличными», – рассказывает Кемаль.

С каждым месяцем мужчине становилось хуже. Он бросил учебу, но продолжал работать. В какой-то момент стало совсем плохо, и он обратился в больницу. «Как я потом узнал, ВИЧ уже перетекал в СПИД и у меня началась саркома Капоши», – говорит Кемаль. Благодаря работе сотрудников фонда ему удалось вылечиться и начать принимать антиретровирусные препараты.

«Сейчас я работаю на тех работах, где не нужна медкнижка и договор. Каждый день принимаю терапию. На нее уходит 10 тысяч рублей в месяц – существенная сумма для нелегального мигранта. Но у меня ВИЧ, с которым в Москве я могу жить, а в Туркменистане нет, потому что там отрицают наличие ВИЧ-инфицированных», – объясняет мужчина.

Отмена нормы о депортации выгодна даже экономически, считает Даниил Кашницкий: она даст возможность мигрантам вовремя принимать терапию, и ВИЧ не перейдет в СПИД, при котором развиваются тяжелые и дорогостоящие заболевания.

«При угрозе жизни человек подпадает под лечение по экстренной помощи, которая в России оказывается всем бесплатно. Согласно нашим данным, России обойдется в три раза дороже стационарное лечение человека с ВИЧ-ассоциированными заболеваниями, чем если он будет сам покупать терапию или получать ее от СПИД-центра своего государства, – объясняет эксперт. – Тут важен сам принцип: человек принимает терапию – и за три месяца его вирусная нагрузка снижается до нуля. Он не передаст ВИЧ при незащищенном сексе, может рожать здоровых детей, работать и платить налоги. Либо человек не лечится, у него развивается одно из сопутствующих заболеваний – и расходы на лечение, уже из российского бюджета, будут как минимум в три раза дороже годового курса терапии».

Координатор фонда «Шаги» Кирилл Барский подчеркивает, что попытка контроля со стороны властей не работает ни с каким заболеванием: «Люди все равно будут прятаться. Не стоит забывать, что у ВИЧ-инфекции есть период окна в полгода, когда вирус не выявляется. Получается, что власти должны ждать полгода повторного теста, параллельно запрещая мигранту любые контакты. Но это невозможно. Поэтому нужны механизмы, которые будут контролировать процесс лечения иностранцев. На самом деле никто не знает реальную статистику ВИЧ-позитивных мигрантов в России. Соответственно, мы не знаем, сколько принимает лечение и контролирует заболевание, а сколько – нет. Если человека не будут выдворять, то он не будет прятаться, и это даст возможность выстроить систему наблюдения за его заболеванием и предотвращением ее распространения».

Депортация родственников с ВИЧ: запрещена с 2015-го, но продолжается

НПО и сообщество давно борются за полную отмену нормы о депортации, рассказывает Даниил Кашницкий. Первое письмо с такой инициативой отправили в правительство в мае 2018 года, затем обратились и в профильные госорганы.

«На все свои письма мы получили ответы, но это вежливые перечисления норм российского законодательства, касающиеся иностранцев с ВИЧ. Неизменно в письмах упоминают норму, что в России могут остаться иностранцы с ВИЧ, родственники которых – граждане России. На практике лишь единицам удалось этого добиться, поэтому норму надо отменять целиком, потому что это плохо для мигрантов, для России и ее бюджета. В сохранении этой нормы нет ни одного плюса», – уверен Кашницкий.

Постановление Конституционного суда о том, что если у ВИЧ-положительного иностранца есть супруг, дети или родители – граждане России, то его нельзя выдворять из страны, принято в 2015 году. Однако в реальности юристы годами борются за права ВИЧ-инфицированных иностранцев жить со своей семьей в России.

Алишер родом из Андижана, в Россию приехал в 2013 году вслед за своими родителями. У его отца уже есть гражданство России. Первое время мужчина жил с родителями в одном из регионов, а потом переехал в Москву, где познакомился с россиянкой.

В 2015 году у них с Алишером родилась дочь, а в 2016-м – сын. Брак не был зарегистрирован, но в свидетельствах о рождении детей Алишер указан как отец. В 2017 году мужчина решил подать документы на получение разрешения на временное проживание в России (РВП) по браку. Для этого требовалось сдать анализ на ВИЧ, который оказался положительным.

Мужчина не знал, что для ВИЧ-положительных мигрантов закрывают въезд в страну, и после очередного полета на родину в Россию его не впустили. Это было весной 2018 года. Супруга обжаловала решение Роспотребнадзора в районном суде Хабаровска, по месту постоянной регистрации Алишера. Но в декабре 2019 года судья оставила решение миграционных властей без изменений.

«Я курирую это дело уже несколько лет, – говорит юрист Ольга Белоусова, которая оказывает помощь мигрантам, попавшим в подобные ситуации. – Сейчас его жена наняла адвоката, который представляет интересы Алишера в российских судах. А пока он видит своих детей только по видеосвязи».

Такие дела длятся минимум год, отмечает Ольга Белоусова. И бывают случаи, когда норма о депортации приводит к печальным последствиям. Юрист рассказывает, как вела дело ВИЧ-инфицированной девушки из Украины, которая в России получала вид на жительство по отцу. На этапе сдачи анализов у девушки обнаружили ВИЧ, выдали документ, обязывающий покинуть Россию, и поставили пожизненный запрет на въезд. В 2019 году она вернулась в Украину.

«Девушка имела право находиться в России. Она связалась с нами, все документы мы оформили в срок, но на суде нам сказали, что мы опоздали, и не отменили решение Роспотребнадзора. На фоне этих новостей у ее отца случился сердечный приступ, и в августе 2019 года он скончался. Моя заявительница не смогла ни похоронить его, ни приехать к родственникам», – рассказала Ольга Белоусова.

Но есть истории и со счастливым концом. Сейчас юрист ведет дело женщины из Казахстана, которая вместе с мужем и двумя детьми подавала на гражданство по программе переселения.

«Им отказали, так как у женщины обнаружили ВИЧ. Она решила развестись, чтобы дать возможность мужу и детям получить гражданство. Год жила в Казахстане и не видела своих детей, не принимала участие в их воспитании. После получения гражданства мужем и детьми семья решила восстановиться. Мы подали запрос в Роспотребнадзор, чтобы узнать о положении женщины, и нам пришел ответ, что ее нет в списках тех, кому закрыт въезд в Россию, так как на время пандемии принятие таких решений было приостановлено. Теперь мы срочно готовим документы, что у нее есть родственники-россияне, и семья наконец-то воссоединится».

Почему норма депортации не только устарела, но и экономически невыгодна России

Координатор Региональной экспертной группы по здоровью мигрантов Даниил Кашницкий подчеркивает, что принятый в 1995 году закон о ВИЧ давно устарел: «Тогда норма о депортации была прописана, потому что не было эффективного лечения ни для иностранцев, ни для россиян и люди с ВИЧ быстро умирали. Благодаря современным препаратам, которые к тому же с каждым годом становятся дешевле, лечить людей намного выгоднее, чем выгонять из страны».

Кирилл Барский из фонда «Шаги» рассказывает, что во время переговоров с сообществом власти оперируют тем, что «иностранцы распространяют инфекцию», хотя никто не может это проверить и доказать.

«Однако основная контраргументация идет со стороны не депутатов, а экономических ведомств, которые считают, что платить за лечение иностранцев придется из средств госбюджета, – говорит Барский. – Никто из этих ведомств не рассматривает возможность дать этим людям обнаружиться и быть в законном поле, чтобы для начала можно было осуществить надзор за реальным заболеванием. А для этого надо снять заградительные меры, чтобы люди не боялись обращаться в больницы».

«Невозможно говорить о выстраивании оказания системы помощи ВИЧ-положительным иностранцам за счет стран исхода мигрантов или Глобального фонда, пока существует норма о депортации, – продолжает Кирилл Барский. – Люди боятся обращаться за помощью. Они в принципе не хотят разговаривать с врачами, боясь, что в любую секунду их посадят в ЦВСИГ и отправят на родину. Мигранты находятся в такой ситуации, когда понимают, что им нужна помощь, и зачастую сами могут оплачивать терапию, но не могут про это рассказать, потому что понимают, какие могут быть последствия. Нередко даже граждане стран ЕАЭС, которым не надо сдавать тест на ВИЧ для получения патента, прекрасно здесь живут и получают терапию с родины, но все равно боятся попасть в поликлинику, потому что подвержены риску быть депортированными».

Сотрудничающий с представителями СПИД-центров стран исхода мигрантов Даниил Кашницкий отмечает, что Россия не должна бояться, что в случае отмены нормы о депортации расходы на лечение иностранцев лягут на ее бюджет: «Сотрудники СПИД-центров стран Центральной Азии не только готовы делиться терапией, они уже это делают. Они своим мигрантам, независимо от их статуса проживания в России, отправляют терапию через родственников. Например, во время закрытых границ Кыргызстан выдавал терапию на руки до года. Единственно, раз полгода человек должен отправлять лечащему врачу результаты своих тестов на ВИЧ, чтобы он знал, что происходит с его пациентом».

Кирилл Барский подтверждает, что страны исхода (НКО обращались в Минздрав Узбекистана, Кыргызстана, Молдовы и других государств) ответили, что готовы лечить своих граждан. Кыргызстан дал развернутый ответ, что готов обсуждать эти инициативы между странами и, если потребуется, принять соответствующие изменения в законодательство.

«Чтобы российские чиновники могли изменить мнение о ВИЧ среди иностранцев, наши эксперты готовят экономическую аргументацию того, что выгода от снятия заградительных мер гораздо выше, чем их существование. Все цивилизованные страны сняли заградительные меры, а страны Северной Америки и Европы даже за свой счет лечат иностранцев, потому что понимают, как это экономически выгодно им. Мы не противостоим государству, а продвигаем научное обоснование необходимости пересмотра нормы о депортации», – заключает Кирилл Барский.

Автор: Екатерина Иващенко, Настоящее Время